О погоде на Камчатке, глава 5

Хотя Камчатка по форме своей представляет довольно узкую полосу суши, так что нельзя было бы предполагать о значительных различиях в погоде ее отдельных частей, тем не менее из-за неравномерности ее территории по ширине различия в погоде очень велики и значительны. Вследствие этого отдельные местности Камчатки отличаются друг от друга как некоторыми преимуществами, так и своего рода отрицательными сторонами. Что касается свойств камчатской атмосферы, то ее барометрические и температурные колебания как в Нижнем, так и в Большерецком остроге в течение ряда лет записывались и сообщались изо дня в день[1]. При этом отмечались также направления ветров и ежедневная погода, равно как колебания уровня моря в некоторых особых местностях. Что же касается наблюдений за количеством и силою испарений, то тут, вследствие связанных с этим делом больших расходов из-за необходимости иметь для этого персонал, запасы угля и отдельное здание, возникли такие трудности, что пришлось от этих наблюдений отказаться, особенно еще потому, что количество испарений в зависимости от географической широты на обоих морских побережьях весьма различно. Что касается ветров, то весною на Пенжинском море они дуют преимущественно с юга, юго-востока или юго-запада, летом — с запада, а осенью — с севера и северо-востока. В зимнее же время, вплоть до равноденствия, ветры наблюдаются самые изменчивые, а следовательно, и погода отличается крайней неустойчивостью. Начиная с равноденствия и примерно до конца марта ветры дуют большей частью с востока или северо-востока. Сообразно с таким характером ветров, весною и летом, приблизительно до момента solstitio (солнцестояния), наблюдается преимущественно сырая и дождливая погода, воздух в это время мутный и насыщенный испарениями, а ясные, теплые и безоблачные дни редки*. Это служит, между прочим, серьезным препятствием лову и вялению рыбы, единственному роду пищи обитателей: рыба отчасти гниет, по крайней мере в ней, хотя бы с нею обращались и крайне аккуратно, заводится еще до ее полной засушки множество червей, всюду кишащих на земле; после этого рыба начинает быстро плесневеть. В силу этого в окрестностях Большой реки труднее всего хранить рыбные запасы, причем тамошняя рыба является на всей Камчатке наихудшей. Лучшая вяленая рыба заготавливается в сентябре, когда ее ловят у островов и выше речных устьев. Но оттого, что в ту пору рыба бывает уже обессиленной, ею пользуются из нужды, а не в качестве особого лакомства. Осенние месяцы, сентябрь и октябрь, а за ними февраль и март по своей погоде самые приятные, почему они используются чаще всего для торговли и отдаленных путешествий по суше. В ноябре, декабре и январе тихих, ясных и благоприятных дней мало; частый снег взметается тогда сильнейшими и ожесточеннейшими шквалами, называемыми по-сибирски пургою, в сугробы вышиною в сажень и больше; из ветров самыми сильными являются восточные и юго-восточные, они держатся иногда по двое-трое суток и отличаются такой силой, что человеку, вышедшему из дома, невозможно устоять на ногах. Эти ветры, достигающие наибольшей своей силы в продолжение трех названных месяцев, загоняют к мысу Лопатка и в Авачинскую бухту на плавучих морских льдинах стаи морских бобров. Северные ветры как зимой, так и летом способствуют ясности и чистоте воздуха, давая наиболее приятные дни. Зимою при южных и юго-западных ветрах бывают частые снегопады, летом же — частые дожди; впрочем, несмотря на то что атмосфера, таким образом, значительно разряжается, она все-таки остается еще сгущенною, небо — пасмурным, а воздух летом полон тумана. То же самое происходит и на море и наблюдалось как нами во время нашего американского путешествия на север и восток, так и господином капитаном Шпангбергом во время его экспедиции в Японию[2]. Вследствие такой погоды плавание по морю в тех местах бывает таким же опасным и таким же неудобным, как и условия жизни на суше. На примере такого состояния погоды как на море, так и на суше, притом на столь обширных пространствах, легко себе уяснить, в чем главная причина этого явления, а именно: она не только в характере местности в зависимости от того, ближе она к морю или дальше от него; гораздо более общая причина — в огромном открытом океане на юге. Сообразно с близостью к нему или отдаленностью от него тех или иных мест только и изменяются условия погоды, усиливаясь или ослабляясь, проявляясь чаще или реже. Оттого-то северные части Камчатки, закрытые с юга возвышенностями самого полуострова, отличаются большим плодородием, более умеренным климатом и более благоприятными условиями для жизни. Чем больше мы станем приближаться к расположенному на юго-западе мысу Лопатка, тем пасмурнее и сырее будет там погода летом и тем сильнее и продолжительнее будут ветры зимою; на Большой реке бывает так, что в продолжение нескольких дней там стоит тихая и хорошая погода, тогда как на Лопатке еще нельзя выйти из дому, потому что этот мыс за пределами бухты совершенно открыт для доступа всех ветров и к тому же чрезвычайно узок. Чем глубже проникать по Пенжинскому заливу к северу, тем слабее зимние штормы и тем меньше летом дождей. На реке Камчатке и в ее окрестностях и в Верхнем остроге ветры и погода сильно колеблются. Штормовые ветры с востока и юга там, правда, столь же сильны и продолжительны, сколь и у Пенжинского моря, но так как летом там господствуют большею частью ветры западные и северо-западные, иногда же восточные, то там бывает больше ясных, погожих дней и выпадает меньше дождя, чем близ Пенжинского моря, а также меньше росы и туманов. Разница между указанными двумя местностями по обеим сторонам особенно бросается в глаза, если направляться через хребет от истоков реки Быстрой к реке Камчатке. В стороне Пенжинского моря воздух всегда кажется тяжелым, мутным и темным, а вся местность представляется в высокой степени мрачною, облака — черно-синими и густыми, тогда как в сторону реки Камчатки открывается как бы иной мир: местность расположена выше над морем, воздух ясен, чист и прозрачен. Если около Лопатки снега выпадает на две сажени высоты[3], то количество по его обеим сторонам, к морям, настолько уменьшается, что около Авачи и Большой реки его лежит уже на целую треть меньше, да и ветры не так плотно его сбивают; вблизи же Тигиля и Караги мы не найдем слоев снега толще полутора футов*. Этим в значительной степени объясняется, почему жители камчатские не завели издавна, подобно корякам, табунов северных оленей и не употребляли их мясо в пищу, а довольствовались исключительно одной рыбой, хотя последняя в верховьях реки Камчатки и на расстоянии 400 верст от Большой реки попадается в значительно меньшем количестве и оказалась бы недостаточной для пропитания населения, если бы эти люди, настоящие Pamphaga animalia (всеядные животные), не прибегали ко всему, что только может вместить желудок или мешок. Несмотря на то, что по всей Камчатке водятся в изобилии северные олени и есть корм для них, правильному оленеводству в указанной местности мешают глубокие снега[4]. Поэтому-то и казна не может держать тут оленей для экспедиций: летом эти животные находят достаточно корма, зимою же из-за глубокого снега они не в состоянии добраться до него. Иначе обстоит дело с дикими оленями, которые всюду бегают на воле и могут в достаточной мере сами позаботиться о корме, отличаясь, к тому же, большею, чем ручные олени, выносливостью.

Так как воздух здесь очень прохладен, то град выпадает часто и осенью, и летом. Он, впрочем, никогда не превышает по величине своей чечевицу или в крайнем случае горошину. Молнии наблюдаются редко, только в пору солнцестояния. Камчадалы полагают, что тогда на небе бывает зима и что гамулы, или духи, затопив свои жилища, выбрасывают из дымовых отверстий головешки, как поступают люди. Таким образом, молнии — не что иное, как отблеск головешек, видимый с земли. 

Равным образом там очень редко слышен гром, причем получается такое впечатление, будто он гремит вдалеке. При этом не бывало случая, чтобы громом кто-либо когда-нибудь был убит, хотя камчадалы уверяют, будто раньше, до прихода русских, громовые раскаты слышались чаще и бывали случаи, что они кое-кого и убивали[5]. Если раздается гром, то один из камчадалов говорит другому: «Кутка батти рускарет» («Кутка разворачивает баты»), то есть бог Кутка или бог Виллючей вытаскивает свои лодки из реки по каменистому дну на берег; этот шум и создает гром**. Если же слышится глухой и жесткий удар грома, то они говорят, что Виллючей сильно гневается и в гневе своем несколько раз швыряет оземь наполненную наподобие барабана воздухом шкуру нерпы. Это и вызывает такой треск и гул. И возникновение дождя камчадалы объясняют подобным же образом, а именно будто дождь есть моча Виллючея и его духов-гамулов. И будто Виллючей, окончив мочиться, облекается в совсем новую кухлянку, или одежду из тюленьих шкур, похожую на мешок; а так как это парадное платье снабжено бахромою из выкрашенной в красный цвет тюленьей шерсти и различной длины пестрых кожаных ремешков, то они твердо убеждены, что видят все эти украшения в форме воздушной радуги; и для того, чтобы подражать такой красоте природы, они и свои кухлянки отделывают такою же пестрою шерстью. Таким образом, эта северная мода возникла на основе данных «камчадальской физики» и представлений камчадалов о сущности радуги.

Если осведомиться у камчадалов о происхождении ветра, они заявляют уверенным тоном, что бог Кутка создал в облаках мужчину по имени Балакитг и дал ему хозяйку по имени Савина Кухагт. Этот Балакитг получил от бога чрезвычайно длинные и курчавые волосы. Когда ему велят производить ветер, он трясет своими кудрями над определенной местностью, притом так долго и так сильно, сколько богу угодно продлить более или менее сильный ветер; когда же он утомится, то наступает хорошая погода. Когда этот производитель ветров уезжает из дому, его хозяйка румянится красной морской травой, чтобы сильнее понравиться своему мужу при его возвращении; если муж вовремя приходит домой, она очень этим довольна; если же он не возвращается до утра, то она видит, что нарумянилась понапрасну; она принимается плакать, и, таким образом, наступают дождливые дни и продолжаются до тех пор, пока ее муж, производитель ветров, не вернется домой. Таким путем туземцы, в своей комической склонности и курьезном стремлении философствовать и не оставлять ничего без объяснения, стараются объяснить появление утренней и вечерней зорь и связать их с характером погоды. 

Что касается туманов на Камчатке, то я не думаю, чтобы где-нибудь в любом другом месте на земном шаре можно было встретить их больше, а летом — и более продолжительное время стоящими над землею; кроме того, я сомневаюсь, чтобы где-нибудь выпадало больше глубокого снега, чем на Камчатке, между 51° и 54° широты. Поэтому-то почти вся почва там весной находится под водой, и реки от растаявших снегов вздуваются так сильно, что повсюду выступают из берегов.

Что касается зимнего холода на Камчатке, то он в окрестностях Большой реки и Авачи никогда не бывает чрезмерен; точно так же и в Нижнем гораздо теплее, чем в других местах Сибири под одинаковою широтою. Зима 1737 года была очень холодная, и такой не было ни много лет раньше, ни до 1743 года. Камчадалы объясняли это тем, что к ним приехал студент Крашенинников. 

Наибольшие беды причиняют населению жестокие по своей силе и ярости, совершенно неописуемые штормовые ветры на Камчатке. При этом обращают на себя внимание следующие обстоятельства: перед тем как подняться такому шторму, обычно возникающему на востоке, воздух становится мутным и спертым; не происходит ли тут потепления воды в море, как я предполагаю, я не мог установить за отсутствием термометра. А так как штормы идут с востока и с наибольшею яростью обрушиваются на местность между Лопаткой и рекой Камчаткой, где есть огнедышащие и дымящиеся горы и в изобилии горячие ключи, то, пожалуй, весьма вероятно, что не столько близость моря и значительная ширина полуострова, сколько очаги подземного огня и испарения значительно способствуют силе этих бурь в здешних местах[6].


Возврат к списку